Тамара Барклянская
В мае 2010 года прошла выставка «Они защищали Родину» в Музее юстиции. Экспонатами музей «снабдили» ветераны войны и тыла из краевого суда и коллегии адвокатов. С одним из ветеранов – Тамарой Барклянской – беседовал корреспондент газеты «Клуб юристов».
Выпускница Свердловского юридического института прошла от Ельца до Берлина. Судьба распорядилась так, что она не вернулась в родной Челябинск, а после Великой Отечественной Войны все свои профессиональные знания, талант и умения отдала Прикамью. Весна. Я нахожусь в доме ветерана войны Тамары Барклянской. Половину ее квартиры занимают горшки с рассадой. Мы разговариваем…
– Тамара Дмитриевна, расскажите, как Вы попали на фронт.
– Меня призвали в ноябре 1942 года после курсов медсестер. Мне было тогда девятнадцать лет. В Свердловске формировалась отдельная рота медицинского усиления 70-й армии. Нас, медиков, посадили в теплушки. Остановились в Ельце. Семидесятая армия относилась к Центральному фронту. Проваливаясь в снег, мы куда-то шли и волокли за собой ящики. Это были специальные ящики. Нашу группу готовили на случай применения отравляющих веществ. Ящики таскали за собой до самого конца. А газовых атак все не было.
Шли долго. Куда – никто не говорил. Пришли в какую-то деревню под Курском.
За медикаментами я ездила на узловую станцию Фатеж. Там находились все базы. Всякий раз попадала под бомбежку.
Во время Курской битвы начался тиф. Эвакуировать больных некуда, многих разместили в хатах.
Зайдешь в хату – стол да лавки. Много места занимала печь. Пол земляной. И полным-полно блох – переносчиков тифа. Вскоре заболело трое из группы. Я с деревенской девчушкой ходила по хатам – выполняла предписания врачей. Ночами у больных дежурила. Потом сама свалилась. Перенесла болезнь легче, чем другие. Сознания не теряла. Помню, началась эвакуация. Лежу на лавке под шинелью. Сквозь гул самолетов прислушиваюсь: есть ли еще кто в деревне. Переживаю, что меня забудут.
После тифа всех остригли. Кроме меня. Девчонки стали возмущаться: «Что за несправедливость!» Ночью вырезали мне прядь волос. Я не обиделась, но обриться пришлось. Послала домой свою фотографию: без волос, в пилотке. Мама не узнала меня. Подумала, что парень какой-то, только странный, с сережками. Конечно, ждала она моего возвращения: «Хоть беременной приезжай, как другие, только уж приезжай!» Но заводить романы было некогда.
– В Музее есть Ваша фотография. Вы – на 2-м Белорусском фронте…
– Да, после Курско-Орловской дуги мы вошли в Белоруссию. Центральный фронт стал называться Белорусским. [Прим. А. Пепелышева: Белорусский фронт был разделен на 1-й, 2-й и 3-й с 20 октября 1943 года. В канун летнего наступления.]
Что только не приходилось делать в армии! Например, меня посылали на рекогносцировку. Проверяла водоисточники, чтобы не было заражений. Колодцы хлорировала. Местность проверяла.
В Белоруссии это было особенно часто – в лесах свирепствовали бендеровцы и бульбовцы. Сопровождала раненых в госпиталь, ездила на базу за лекарствами. Иногда – совсем одна. На дороге – пропускные пункты. Девушка-регулировщица: «Вот соберется несколько машин – тогда поедете. Одну машину не можем пропустить». Особенно вечером. А по ночам бендеровцы подкрадывались к частям, расквартированным в палатках.
– Вы дошли до Берлина?
– Нет. На Берлин наступал 1-й Белорусский фронт под командованием маршала Георгия Жукова. 2-й Белорусский (наш фронт) шел ближе к побережью Балтики и огибал столицу Германии с севера. Часть войск 1-го Украинского фронта должна была окружить Берлин с юга, чтобы встретиться с нами.
В конце апреля мы остановились в Гюстрове (30 км от побережья Балтийского моря). Тогда я была при штабе 70-й армии 1-го эшелона.
Все жители из городка выехали. В нашем коттедже хозяева оставили все, как было: как были ковры на полу, так они и лежат, снаружи домик увит розами до самого верха, участок огородный очень маленький, но обработан с большой любовью. В апреле хорошая погода стояла. Немецкая весна начинается раньше.
Все верили, чувствовали, знали: победа будет нашей. Ощущалось настроение приближающейся победы. Второго мая в сводках сообщили, что взят Берлин, а восьмого мая мы узнали о капитуляции.
27 мая я поехала в Берлин с экскурсией. Метро в нем было залито водой со штурма. Видела Бранденбургские ворота. Рядом с ними стояла Арка Победы, напротив нее — парк. Мы на нее залезали. Очень высокая – все видно. Была у Рейхстага. В Имперской канцелярии пусто – одни стены. Правда, в углу – стеклянная люстра. В подвал нас не пустили. Это в нем Гитлер совершил самоубийство. Мы по зданию прошли – и все.
На руинах Берлина
– Как Вам берлинцы?
– Мы с ними не разговаривали. На экскурсии шли сплоченной группой. Конечно, карабкались на развалины, чтобы сфотографироваться. Вы, наверное, видели фотографии на выставке. Потом вернулись в Гюстров. Гюстровские жители после войны стали приезжать домой. Немцы относились очень благожелательно, говорили с нами по-доброму. В город я выходила, правда, редко. Мне твердили: «Надо находиться в расположении части». В Германии мы встречали много соотечественников – тех, кого угнали на работы из Советского Союза…
– Какой была Ваша жизнь после войны?
– В родной Челябинск я уже не вернулась. В 1951 году окончила Свердловский юридический институт. Год работала народным судьей в Коспаше (ныне часть Кизела). Затем меня перевели в Соликамск. С 1953 года по 1987 год трудилась в Пермском областном суде. Рассматривала уголовные дела по 1-й инстанции, затем – по 2-й инстанции.
На пенсии выполняю поручения Пермского краевого суда. Недавно мы отыскали могилу Варвары Хлопиной, которая была председателем Пермского областного суда в 1942–1961 годах. Поставили ей памятник. В канун Дня Победы возложили цветы и венки.
Редакция благодарит директора Музея юстиции Пермского края Ольгу Мещерякову за помощь в подготовке материала.
Андрей Пепелышев
Материалы по теме
ИСТОЧНИК// Газета «Клуб юристов», 2010, № 2
07.05.2011 14:44
